Богданова Людмила - Снег Вершин
Людмила Богданова
Снег вершин
Ей было шестнадцать. Ее звали Лоиль - Снег Вершин, - она любила свое имя.
То ли она скользила, как луч, то ли мозаика пола скользила под ее башмачками.
Мех у щиколоток, золотой браслет у локтя и на шее - мерцание благородного
орихалька: цепочка со щитом - больше на Лоили ничего не было. Да еще плащ из
волос цвета высохшей соломы, но Лоиль называла их золотыми; им немного
удивлялись - ни в мать, ни в отца, у тех черные. Говорили, в бабку. Лоиль
никогда не видела ее, та умерла давно, даже мать помнила ее смутно. Скользя по
зале, наткнулась Лоиль на укоризненный взгляд Светлой Матери, согбенной над
прялкой, и подумав, что грешно кружиться вот так, без ничего, перед богиней,
бросила ей на голову голубую тряпку: не подглядывай. Потом застыла перед
зеркалом в гаснущем солнечном луче. Овалом выступала из колонны отполированная
стальная поверхность с завитками из ниневий и повоя в вершине и изножии, точно
рождалась из темного камня, и в ней чудесным образом проступали другие
колонны, тьма галереи, лиловые и алые стекла витражей - и она вся, Лоиль, от
темени до маленьких ножек, нагая дева с телом белым, как снег, и глазами,
похожими на аквамарин. Она выгнула ногу; закинувшись, кончиками пальцев
коснулась мыска, и кожа заструилась, как матовый шелк. Лоиль знала, что
прекрасна.
Но пора было одеваться. Движениями легкими и напевными дотягивалась она до
одежд, набросила на тело белую широкоскладчатую сорочку, под которой груди
обрисовались тугими чашами и в колыхании табена круто выгнулись бедра. Бедра
немного сердили ее, казались нерасцветшими, по-детски худыми, Лоиль хмурилась.
И оттого обошлась не одной юбкой, а двумя. Сперва запахнула полотняную белую
из блестящего жесткого льна с ломейским кружевом поднизи, а поверх бархатную
бледно-зеленую, сразу делаясь круглее и крепче; потом затянула под грудью
черный корсаж на шнуровке, готовая переломиться в стане, стройная, как
тополек. Открыла ларец на хрустальном поставце, сплетенный из тонких
орихальковых проволок, где дивным узором расцветали неведомые цветы, раковины,
деревья и глядящие из чащи звери. Рядом с ларцом стоял узкогорлый кувшин из
цельной стали с узорной насечкой, и в нем охапка голубых маренок. И кувшин, и
ларец казались сотворенными рукой одного мастера. Давным-давно, когда Лоиль
едва успела родиться, они были отбиты у кочевников; говорили, будто это работа
Странников либо златокузнецов Ратанги, теперь ее секрет утрачен.
В ларце лежали золотые нити, перстни с гранеными каменьями, наручья, цепи
и ожерелья; Лоиль выбрала среди них два парчовых зарукавья и нить мелкого
зеленого сагьерского жемчуга, украсила им грудь и высокую шею. После длинными,
подобными стилетам, булавками собрала локоны, оставив свешиваться несколько
пушистых прядей - искусно, точно они выбились сами собой, - отчего сделалась
особенно хорошенькой. Рядом с булавкой воткнула влажный, легкий, как туман,
цветок. И, держа в вытянутых руках овальное зеркальце в костяной, похожей на
морозный узор рамке, закружилась по зале, удивляясь в который раз мастерству
сунских кудесников, позволивших ей видеть себя так ясно и собой восхищаться. В
зеркальце отражались блестящие глаза, щеки, нежные, как абрикос, зеленые струи
рясен вдоль щек и висков, цвета ярчайшей кандинской розы губы. Лоиль запела.
Звон колоколов просыпался, как горошины на стеклянное блюдо. Она уронила
зеркало. И побежала каменными переходами, путаясь в юбке и не желая
встретиться с кем-ниб
