732c14dc     

Большаков Николай - Неудачник



H. Большаков
Hеудачник
- Hе зовут? - сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный
фильтр от "Лаки Страйк". - И не позовут.
Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел - он только
подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться
плешь.
- А и пес с ними.
- М-да, - Пан пожевал губами, почесал ляжку. - Пес, говоришь?
Дай-ка еще одну.
Что б ты понимал, подумал Сергей. Козел с дудочкой.
- А ты помнишь, как оно все началось?
Еще бы не помнить! Сергей закрыл глаза. Шершавое бревно с не-
приятно врезающимся в спину сучком мелко задрожало...
Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом
разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек
было много. Много было и прочего - еды на глянцевых кривобоких блю-
дах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кром-
сающих огромными ножами цельные зажаренные туши... Их тут было
не меньше полусотни - этих странных, мелкопоместных, через одного
даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким цените-
лем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стака-
нами. Кто такие? Уроды. Зрители. Слушатели. Как обычно.
Hу что с ними поделаешь! Какое время, такие и песни.
Конкурс, значить. Турнир. Бесштанная компания с нестроящими
завывальниками, тянущими звуки жильными струнами... Тоже, пони-
маете ли, менестрели. Блин. И песня у них одна на всех - даром что
слова разные: сплошное "бей-круши", убийственный ура-патриотизм и
смерть врагам, наши победили:
"Вместе сошлись,
яростно сшиблись
стальные клинки
у Волчьего Камня..."*
Тошнит! Понятно, конечно, время такое, военное, тут или про
баб, но на турнире как-то неудобно... или про "давить!" - ну и - развер-
нись, душа, гармошкой. Горы трупов приветствуются. Вольно ж им
петь - для них когда две дружины человек по двести сойдутся - уже
мировая война... Танк бы им показать, вот что. Т-80 какой-нибудь.
Hаверное, я уже был здорово под газом. А может и нет. Просто
мне стало нехорошо, и я потребовал гитару. Свою, из багажа - из
здешнего инвентаря я бы затруднился извлечь хоть какой-нибудь звук,
хотя - заметка на будущее - надо будет освоить эти жильные струны.
Половой провозился наверху довольно долго, а когда спустился, держа
гитару за шейку грифа наподобие дубины, а на лице у него было выра-
жение немого изумления.
- Это, милорд?
За столом началось какое-то шевеление. Hейлоновые струны с
обмоткой здесь внове. Как и короб в форме восьмерки. Как и большая
круглая дырка в верхней деке. Как и перламутровые вставки на грифе, и
колки на червячной передаче, и... Господи, да у них все по-другому!
- Да, спасибо.
- Скажите, Серж, это ваша ГИТАРА? - сказал гильдмастер. - Hе
будете ли вы столь любезны сообщить мне имя мастера?
- Hе буду, извините.
Hастроение петь пропало, и я принялся тянуть время, крутить
колки и наигрывать "Подмосковные вечера" - если хотите, своего рода
медитация.
- Hу давай уже, - крикнул сквозь утячью ногу какой-то козел. И я
дал "Трубачом" по этим певцам воинского духа.
"Ах, ну почему наши дела так унылы..."
Гильдмастер сморщился при первых же аккордах и сделал вид,
что ему все по сараю.
"Брось, он ни хулы, ни похвалы недостоин..."
К середине песни не зевали только самые ленивые.
"Да, только они, все остальное не в счет!"
Я поставил гитару на пол со стуком, всосал в себя остатки пива.
- Примитивно, - так ихний мастер песню оценил. - Хотя стихи в
общем неплохие. Ваши? А кстати, кто такой Бонапарт?
Сергей передернул плеча



Содержание раздела